Профессиональный быт, или трудовые будни политконсультанта
Татьяна Гурьева
Господин Пуцилис не любил ненастной погоды, движения и психологического анализа. В каком-то смысле ему не повезло с женой — она постоянно желала двигаться, излучала внутреннее беспокойство и анализировала все явления природы, социальные катаклизмы и даже поведение соседей. Именно это помогало ей жить и придавало смысл повседневным поступкам. Иногда Пуцилис снисходил к жене и пытался составить ей партию, но после второго третьего умозаключения скисал и спасался за компьютером. Гораздо приятнее было ничего не анализировать, а спокойно созерцать окружающий мир, наполняя его любимой классической музыкой и простым укладом жизни.
Жена же Пуцилиса не жила, а сновала, напоминая перегревшийся утюг, то, внезапно притормаживая на поворотах, то, устремляя свой аналитический носик в понятном лишь ей направлении, и, видимо, оправдывала свое странноватое существование постоянным «броуновским» движением. Представьте — это же самое свойство характера позволяло Пуцилису любить свою жену и периодически отдавать себя ее чаяниям и заботам, а также корректировать некоторым образом ее поведение, периодически выдергивая шнур из розетки.
Однако и эта коррекция была делом не простым. Если жена Пуцилиса ставила перед собой определенную цель, то достигать эту цель приходилось затем не только ей, но и дражайшему супругу, не желавшему не только внезапно восходить на очередной Олимп, но и любоваться затем открывшимися перед ними новыми перспективами, трубить в «фанфары» и провозглашать новые принципы жизнеустройства и работы.
С работой тоже обстояло все не так просто. Пуцилис работал политическим консультантом, и работу свою любил, но в мире политики творилось что-то невообразимое. Вместо хорошо разработанных и выверенных планов, которые Пуцилису на редкость хорошо удавались, политика вошла в фазу «Бей готовенького и кто на новенького» с отвратительной особенностью устранять псевдо врагов, менять маски настолько быстро, что к вечеру многие политики становились уже совсем иными, нежели утром, а следующим днем уже отрицали и пер вое, и второе. В этой кутерьме нужно было быть. Но кем? Пуцилис предпочитал оставаться собой, жена консультанта предпочитала оставаться его личным имиджмейкером, а политический Олимп стремительно разлагался в связи с последними псевдо действиями псевдо сепаратистов. Но умный Пуцилис нашел в библиотеке «Алису в Зазеркалье» и, изучив этот многомерный труд, научился понемногу ориентироваться в идиотских процессах, принимая свою работу за игру с умалишенными, на которых не стоит обращать особого внимания. Беспокоило только одно — вслед за стремительным разложением Олимпа, начиналось стремительное разложение общества и качества жизни обыкновенных людей, не понимавших сути политических игр и требующих торжества справедливости. Большинству людей хотелось обрести, наконец, либо жесткий конец, либо начало нового этапа новой жизни среди новых политиков. Только новых политиков не было. Были старые с новыми лицами. Зазеркаленными до последней степени, принимающими старые законы по новым правилам и даже учившие электорат ходить вперед на выгнутых назад ногах. Пуцилис начал воспринимать работу как поле боя с некоей непонятной силой, обладающей, однако, недюжинными возможностями и деньгами. Пуцилис выучил замысловатый язык Зазеркалья и даже дома иногда по ошибке заговаривал на этом тарабарском языке, но только от этого его спасали недоуменные глаза внимательной супруги и здравый смысл, который нашептывал ему на ухо в особо интимные моменты голосом автора Песни Песней «И это пройдет...». В принципе, Пуцилис с ним соглашался.
Один из особо симпатичных нашему герою депутатов вдруг обратился к нему с просьбой помочь в освоении непонятной и странной Зазеркальной науки и на чал посещать с Пуцилисом одно политическое кафе на против Главного Дома, где они по душам общались и даже обменивались особыми шифрограммами, когда незнакомые подходили к столу и пытались влезть в разговор. Пуцилис не любил провокаторов, а в кафе предпочитал хорошо выпить и закусить с приятным ему собеседником, поговорить о погоде на континентах и, вообще, о разных житейских вещах.
Новая наука шла у молодого депутата тяжело. Кстати, у него была партийная кличка, и звали его Гроссмейстер, наверное, потому, что он любил шахматы, шашки, нарды и был склонен к излишней впечатлительности и драматизму ситуации в стране. В особо напряженные моменты тонкие артистические пальцы расставляли фигуры по привычным местам, священнодействовали с шахматной доской, проводили рокировки. Рядом находился чуткий Пуцилис. Уж он то четко знал, что на самом деле всеми процессами, в том числе, и политическими, управляла совсем не та сила, которая казалась депутатам. Но говорить об этом было как-то не принято. Ну, как-то не с руки.
Поэтому Пуцилис с удовольствием возвращался домой, ужинал и был относительно спокоен. В конце концов, в этой жизни он себе уже все доказал.
Все понимают, что в жизни каждого бывают не слишком светлые периоды. И никто в этом не виноват. Пуцилис начал тосковать по весеннему солнцу, траве и птицам... и в дверь вдруг позвонили резким и требовательным звонком.
Удивленный Пуцилис отворил дверь, — на пороге стоял Пересмешник, самый противоречивый и странный депутат, всегда неожиданный и устремленный в разные направления. В сторону Пуцилиса повеяло ранней весной с легким, но стойким запахом навоза. Пересмешник расцвел как майская роза:
— Мой Друг! Мне совершенно необходимо поговорить с Вами». — Пересмешник ловко втащил коллегу за дверь Пуцилиевской квартиры. — Все отменяется! Надеюсь, вы знаете, что в Главном доме хотят создать прелестный комитет по внедрению интеллектуальных разработок в информационное пространство наших граждан.
Тут Пуцилис поежился — такая новость не несла лично для него ровно ничего приятного и прелестного, но правила приличия заставили предложить Пересмешнику стул и усесться напротив него с загадочным (на всякий случай видом).
— Какие великие дела мы будем делать! — снова возбужденно залопотал гость и вывалил на колени Пуцилиса содержимое своего необъятного портфеля, в котором всегда находились листовки, агитки, кляузы, доносы, новые законопроекты, модные журналы и многое-многое странное по назначению содержимое.
От неожиданности Пуцилис резко встал и предложил Пересмешнику чаю, но тот ничуть не смутившись бойко продолжал:
— Мы с Вами возглавим новый комитет и сразу возьмем высокую планку. Интеллектуалы должны наконец стать авангардом трудовой интеллигенции. Но для этого — законы, законы и еще раз законы! — Пересмешник все больше воодушевлялся, а Пуцилис как бы застыл, прикидывая, как избавиться от назойливого коллеги.
— Да, — сказал он, — как раз сегодня мы обсуждали этот вопрос с Гроссмейстером и...
— Да что ж тут обсуждать, милейший, тут брать быка за рога надо. Я сразу понял, что без Вас нам никуда. Вы — умница, настоящий (я полагаю, потомственный интеллигент), — тут Пересмешник таинственно понизил голос, а Пуцилис неожиданно выпрямился и покраснел. — Без ваших мозгов мы ничего не добьемся. По сути, комитет уже сформирован, и соответствующие бумаги уже ушли наверх. — Тут Пересмешник энергично помахал бумагами над головой Пуцилиса, порылся в портфеле, добыл оттуда бутылку початого коньяку, завернутый в бумагу лимон и водрузил все это на стол изумленного хозяина. — Есть ли в этом доме бокалы? — спросил он как бы сам у себя и тут же придвинул стаканы, плеснул себе изрядное количество и на одном дыхании выпил.
— Послушайте, Пересмешник, — вяло начал Пуцилис, но Пересмешник настойчиво поднес к его лицу стакан и как-то нехорошо посмотрел на Пуцилиса. Весна испарилась из тонкой души консультанта, а вместо нее снова возник резкий и навязчивый запах свежего навоза, который, несомненно, придется разгребать (а в этом Пуцилис не сомневался), пить не хотелось, но и не пить было нельзя. Коньяк придал Пуцилису сил, вместе с тем окончательно расслабил, выбил из колеи и опустил на место. Пуцилис решил затаиться и как можно больше выпытать у бойкого депутата, который начал курить, качался на стуле, играл стаканом и странно поглядывал на хозяина квартиры.
— Понимаете, работа найдется для всех, даже для Вашего молодого коллеги. Но тут нужно показать класс! Здесь необходим подход! Размах! Инновация!
Когда на пороге появилась супруга, Пуцилис был счастлив. Сначала ему захотелось ретироваться, но же на не интересовала Пересмешника, и, сделав 2–3 срочных телефонных звонка, он откланялся, пообещав вызвать Пуцилиса на ближайшее совещание.
Озадаченный консультант собрался с мыслями. Присутствие жены подбодрило его и поддержало, но как себя вести дальше — он пока не знал.
Потом что-то новое ворвалось в тихую и размеренную жизнь Пуцилиса. Новый комитет был создан, Пуцилиса утвердили и вовлекли в бумажную волокиту и написание разных концепций, циркуляров и всем этим бедный Пуцилис занимался одновременно, пока подбирался но вый состав Комитета. В конце концов, у Пуцилиса появилась помощница Акция, молодая и достаточно активная, но только Пуцилис не совсем понимал — куда направлена это юная, горячая энергия, которой хотелось без конца преобразовывать мир, лететь впереди паровоза и каждый день напитываться новыми впечатлениями под завязку.
Тогда Акция стала помогать и Гроссмейстеру, а Пересмешнику помощь была не нужна — он таинственно возникал из ниоткуда и так же таинственно пропадал в никуда. В принципе, это всех устраивало, если бы не постоянные телефонные звонки, разыскивающие Пересмешника отчаянно и безуспешно. Иногда Пуцилису казалось, что сам Пересмешник хотел бы знать, где окажется через минуту, но волны Судьбы всякий раз опережали его желание, и...
Дел было по горло. Необходимо было подготовить новый законопроект о едином информационном пространстве каждого гражданина страны, Пуцилис долго размышлял — каким же оно должно быть — пространство, в котором каждому хотелось бы жить и работать.
Гроссмейстер был категорически против всяких виртуальных пространств, он полагал, что освоение пространства такая же точная наука — как передвижение шахмат по доске, где все подогнано и отработано во веки веков гениальными игроками-космополитами. Похоже, что Гроссмейстер боялся запутаться сам, а Пуцилис боялся запутать народ и в очередной раз навредить ему вышестоящими глупостями. Акция часами висела в Интернете, выискивая аналогичные законы других стран, и что-то кропала из имеющегося материала — быстро и небрежно.
Тройке никто не мешал. Пуцилис думал, Гроссмейстер с помощницей подкрепляли свои силы огромным количеством горячего крепкого кофе, который помогал им сосредоточиться на проблеме.
В процессе созидания они частенько прерывались, шли на импровизированную кухню и, в конце концов, садились за шахматы. Гроссмейстер становился неподражаемым, он любил показывать партии легендарного гроссмейстера Поля Морфи. Акция восхищалась. Мудрая супруга Пуцилиса по возможности подвозила бутерброды для коллектива, потому что у Акции во время приготовлении еды ножи выскакивали из рук, посуда билась на мелкие кусочки, а кипяток выливался на чьи-то ноги. В конце концов, Акция не желала тратить свою жизнь на такую примитивщину, как стряпню супов, борщей и котлет. И с этим смирились все...
Так же быстро в материалах Акции слова перескакивали с места на место, падежи не соответствовали истине, а логичность в построении предложений на прочь отсутствовала, но Пуцилис снисходительно переделывал отчеты, облагораживал их, и все было не так уж плохо. Иногда Пуцилис задавался вопросом — читает ли эти отчеты еще кто-нибудь, кроме него. Пересмешник передавал их по назначению, слегка критиковал и корректировал планы с вышестоящим начальством. Но когда и где он это делал — никто не ведал.
Пришла весна. Пуцилис начал привозить жены первые душистые букетики подснежников и пролесков, больше ходил пешком, находясь в благодушном настроении, и много размышлял.
Утро начиналось с короткого совещания, на которое Гроссмейстер привозил Акцию с папками и ноутбуком. Из-за перереполнявших Акцию идей, ей всегда да вали первое слово, и она выпаливала ворох накопившихся за сутки размышлений, оглашала мониторинг прессы и сообщала последние новости сбивчиво, путано, но достаточно мило и информация эта была всегда свежей, полезной и своевременной. Гроссмейстер восхищенно поддакивал ей, разводил руками и умилялся, а Пуцилис от души благодарил. Комитет работал, Комитет совещался, Комитет хотел быть полезным.
В Комитет заходили посетители. В принципе, Пуцилис это не приветствовал, посетители чаще всего мешали думать и работать, но Акция легко выпроваживала гостей, быстро регистрируя письма, копируя статьи и предложения, частенько загораживая собой дверь Пуцилиевского кабинета. Гроссмейстер показывался только тогда, когда необходимо было подискутировать с посетителем и убедительно назвать несколько Законов и Положений, которые по обыкновению посетители не удостаивались изучить.
Подобная идиллия не могла продолжаться слишком долго. Дождливым майским днем в штаб комитета твердой уверенной походкой вошла Трефовая Дама в сопровождении Пересмешника. Флора, можно просто Фло, — сообщила она веско притихшему коллективу и, отодвинув плечом Пуцилиса, проследовала прямо в его кабинет. Пересмешник ринулся за дамой. Пуцилис удивился и заглянул в приоткрытые двери. Дама величественно восседала за его столом и пристально рассматривала интерьер. Былая красота Фло, конечно, еще украшала ее своими последними лучами, но как-то постепенно переместилась в тяжелый подбородок, хищноватый прищур серых глаз и невероятное самомнение.
— Итак, — многозначительно начала Фло, и Пересмешник, сбиваясь то ли от волнения, то ли от восторга, начал с ходу отчитываться о проделанной Комитетом работе, зачитал несколько инструкций и в изнеможении иссяк.
— Голубчик, ну что у нас там, — обратился он, наконец, к Пуцилису, который прямо смотрел перед собой и даже не успел удивиться. Понимая, что сейчас лучше не подводить Пересмешника, он подвинул даме пухлую папку с законопроектом и кивнул изумленным помощникам. Через минуту Акция положила на стол календарный график работ, а Гроссмейстер решил поцеловать даме руку. Но Фло, опередив его намерение, поправила прическу, еще выше закинула голову и многозначительно постучала наманикюренным ногтем по бумагам.
— Это никуда не годится — веско сказала она, обращаясь к одному Пересмешнику, взяла красный карандаш из Пуцилиевского подстаканника и несколько раз энергично перечеркнула пару страниц. Пересмешник почему-то в растерянности мелко-мелко закивал головой и странным поворотом задней части туловища попросил Пуцилиса выйти из кабинета. Плохо соображая, Пуцилис удалился, увлекая за собой Гроссмейстера и Акцию. Тройка присела на кухне в явно расстроенных чувствах. Говорить не хотелось. Ровно через 40 минут из кабинета выполз, извиваясь и заплетаясь те лом, Пересмешник, дверь за ним тут же захлопнулась, а Акция придвинула ему стул и неожиданно для всех всхлипнула. Гроссмейстер странно хихикнул, Пуцилис схватился за сердце.
— Предъявить все отчеты о проделанной работе, — просипел Пересмешник и налил себе чаю, но чай не выпил, а почему-то закрыл голову руками и затих. Акция стала собирать папки со столов, но делала это неохотно и вяло.
— Ну, — раздался голос из кабинета, и Трефовая Дама в лучах собственного совершенства, появилась на пороге. Теперь стало отчетливо видно, дама пыталась компенсировать былую красоту театральными позами и царственным поворотом головы, но все это отмечалось как-то так само собой. А общее настроение было убийственным. Пуцилису захотелось вдруг напиться, Акция механически перекладывала папки, пусто глядя перед собой, а Гроссмейстер мучил несчастного черного ферзя, беспорядочно перемещая его по доске.
— Как долго мне ждать, господа, — дама еще раз осмотрела помещение, поморщилась и направилась к креслу. Акция понуро побрела в кабинет, на ходу роняя бумаги и заплетаясь ногами о ковровую дорожку. Дверь за ней тут же закрылась. Пересмешник закурил, а Пуцилис потянулся к початой бутылке коньяку, но под стеклянным взглядом Пересмешника оставил эту попытку.
— Могло быть и хуже — почти простонал он, все-таки — дама, все-таки — профессионал. А ведь все мы жутко расслабились, — продолжал он, как бы жалуясь, но Пуцилис взял свой макинтош, невнятно кивнул и вышел на свежий воздух. Дождь больше не лил, а накрапывал, прохожих было мало, Пуцилис резко остановил проезжавшее такси и упал на сидение.
Конечно, можно было ожидать чего-нибудь подобного, но чтобы так быстро и так бездарно его прерывали в процессе полезнейшей работы, работы, которой он отдавал все силы и помыслы, всю свою духовную энергию, такого в жизни Пуцилиса еще не бывало. Пуцилис застонал. Сердце ныло, в боку начало стрелять, и, конечно же, жены не оказалось дома. Но тишина была нужнее всего Пуцилису и он прилег на диван, завернувшись пледом и тихо перебирал четки, и думал...
На следующее утро Пуцилис встал, собрался и от правился на работу. Ему хотелось не только посмотреть этот спектакль до конца, но и принять в нем активное участие.
В качестве режиссера, актера или суфлера, Пуцилис еще не решил. Но этот факт не слишком его беспокоил. Рядом с его кабинетом появилась интригующая табличка — «Профильный психодизайнер», куда Пуцилис с любопытством заглянул. И вот что открылось его изумлен ному взору — за столом сидел молодой человек, как бы сошедший со знакомых полотен, только Пуцилис не сразу понял, с каких именно. Черные прилизанные волосы гармонировали со стильной испанской бородкой, взгляд был острым, несомненно, испанским — жгучим и безумным, один глаз был прищурен и втиснут в монокль, цветистая рубашка была основательно расстегнута, а когда молодой человек стремительно поспешил ему на встречу, Пуцилис заметил остроносые сапоги со шпорами и кривые кавалерийские ноги, невероятно обтянутые кожей. Все разъяснилось при рукопожатии:
— Сальвадор, — тягуче представился испанец житомирского разлива, и, слегка помедлив, добавил: — Борщихин.
— Первый акт начался! — с особым чувством сам себя поздравил Пуцилис, сердечно пожал протянутую руку и отправился на кухню работать. Подопечные пока что не появились. Из комнаты госпожи министерши доносились приглушенные голоса, но работа увлекла нашего героя, и он даже не обратил внимания на прибывших коллег.
— Совещание, — отчеканила Фло, стоя на пороге и пригласила всех к себе, а точнее, в бывший кабинет Пуцилиса. В кабинете уже находился Сальвадор и делал пометки в огромном кожаном талмуде, периодически вытирая о себя постоянно потеющие руки. Акция оцепенела и тихо присела возле стола, зато психодизайнер впился в нее цепким взглядом и тут же застрочил в блокноте. Гроссмейстер никак не мог усесться, Пуцилис придвинул ему стул, сел подле и мягко пожал ему руку.
Гроссмейстер заметно успокоился, закивал голо вой, а Фло села за стол и объявила:
— С сегодняшнего дня, господа, утром мы буде согласовывать свои действия и совещаться, да. Кстати, наш арт-директор, — с неожиданной теплотой в голосе пред ставила Фло Сальвадора, а последний изящно и вычурно поклонился и изогнулся. Акция безутешно уставилась в пол. — Думаю, мы сумеем научиться уважать любые мнения и работать с энтузиазмом даже в экстремальных ситуациях. Но лучше, чтобы их у нас не возникало.
Тут Фло победоносно улыбнулась и раздала каждому должностную инструкцию, план работ на текущий месяц и предложила всем разойтись по кабинетам для работы. Стало тихо. Ровно в час Акция бесшумно появилась возле Пуцилиса и положила на его стол крупный лист ватмана с броской надписью «Но пасаран!». Через минуту рядом возник важный Гроссмейстер с плакатом, на котором Пуцилис прочел «никогда не сдавайся!», а также увидел наглого аиста с прищуренными от интенсивного заглатывания глазами, напоминающего ему раскосые глаза одной знакомой Трефовой Дамы, поедающего несчастного лягушонка, которому Гроссмейстер пририсовал испанскую бородку и шпору на несчастной лапке. Пуцилис поднялся и с чувством пожал друзьям руки. Глаза его увлажнились. В полном безмолвии коллеги разлили крепкий чай по стаканам, чокнулись и вы пили. Пуцилис не сводил глаз с плаката и незаметно примостил его с внутренней стороны стола. Чаепитие сблизило участников заговора. Серьезные и сосредоточенные друзья плотно сомкнули свои ряды и даже не шелохнулись, когда под звяканье шпор Сальвадор плав но вошел на кухню с грязным стаканом в руке. Запахло резким запахом спиртного. Акция поморщилась.
— Не хотите ли огненной воды, — развязно спросил ее Борщихин и, не найдя понимания — в ответ на него уставились три пары изумленных глаз, так же плавно, прихлебывая из стакана, покинул кухню. Ровно в два симпатичные заговорщики разошлись по кабинетам, а Пуцилис вдруг понял, о чем же ему напомнил веселый плакат с лягушонком, и принялся размышлять. Примерно через час план действий был уже готов, Пуцилис договорился о встрече с одним чиновником, уехал по делам, перед этим договорившись с Акцией, что в шесть все встречаются в Старом кафе на углу для важного разговора.
В назначенное время в кафе появилась жена Пуцилиса. Таинственно озираясь, она заняла уютный столик в глубине у окна и разложила на столе план действий. В этот вечер она была полна решительности и боевого азарта. Следом так же таинственно в кафе возник Пуцилис, поцеловав жене ручку, он втиснулся в уголок и начал пристально изучать план. Вдохновенным супругам никто не мешал, и, заказав по чашке фирменного кофейного напитка, они заговорщицки стали шептаться. Нужно отметить, что Пуцилис частенько называл супругу Птичкой, и все окружающие считали, что это достаточно мило, но весь секрет заключался в том, что в разные моменты жизни супруга мастерски воплощала в себе весь пернатый мир. Сегодня она превратилась в Орлицу, зорко высматривающую добычу. Пуцилис любил свою половинку любой. Но рядом с Орлицей волей неволей начинал выглядеть Орлом, поэтому, когда в кафе появились Акция с Гроссмейстером, они увидали за столом чету Орлов, которые парили над действительностью и что-то отмечали на плане. Друзья тепло приветствовали друг друга. Гроссмейстер торжественно вынул из портфеля шахматные часы и многозначительно включил счетчик. Акция напудрила носик и приготовилась конспектировать все услышанное. Официанты Старого кафе, привыкшие к любым неожиданностям со стороны клиентов, предусмотрительно удалились на безопасное состояние. План начал наполняться дополнительными деталями и подробностями. Все настолько увлеклись, что опомнились только тогда, когда за окнами кафе начали сгущаться сумерки, а на сто ликах зажглись свечи. Вместе с дрожащими огоньками свечей в сердцах заговорщиков забрезжила надежда...
** Опубліковано в журналі «PR-менеджер», №10/2005
